Автор: Манон Леско

Полюбите свое тело, — прочла я в одной умной книжке, — и оно ответит вам взаимностью». Легко сказать, а за что же любить-то его? Вот стоит оно в трусах и лифчике перед зеркалом, в резком, так сказать, и беспощадном свете дня. Понуро свесило плечики, знает – сейчас его будут песочить.

Что мы говорим ему? Такое-сякое! Вот здесь у тебя мало, вот здесь у тебя много, а тут и вовсе безобразие. Смотри у меня: не влезешь в купальник такого-то размера — не будет тебе пляжа. Сиди на берегу, туго застегнутое, смотри на блондинок и понимай, какое ты неформатное. А нечего было жрать после шести.

Много вы знаете людей, которые после такого не дали бы вам в ухо? Не плюнули бы в вас и не сделали бы вам что-то гадкое? Маме бы вы такое сказали, или подружке, или дочке? О нет. Мы любим их, мы их жалеем. А себя почему-то никогда.

Прости меня, дорогое тело, говорю я, пристыженная.

Чего это вдруг ты должно быть таким, как в журналах, только потому, что… а почему, собственно? У тебя свои представления о прекрасном. Ты убеждено, что те самые килограммы на бедрах — это очень, очень красиво и очень надежно. Этими килограммами ты спасешь меня, когда костлявая рука голода потянется к моему горлу. Ты старательно собираешь их для меня, как по копеечке кухарка копила на ученье сынку. Приказывать тебе бесполезно — попробуй убеди кухарку не копить. Ты такое же живое, как я, и такое же упрямое. А я-то с тобой, как с машиной — то газ, то тормоз, то техосмотр, хочешь ты или нет.

Хорошо, что ты плевать хотело на мои приказы. Ты ведь, и правда, знаешь лучше меня.

Это ты мне подсказываешь, когда я еще ничего не поняла: тут плохо, нужно уйти.

Или: а вот с этим мужчиной я целоваться не буду. Противно.

А с этим буду. Он мне нравится. Тебе тоже? Ну, тогда думай, как ты мне организуешь возможность целоваться с ним почаще.

Тебе невозможно заморочить голову чужими советами. Головы-то у тебя нет… И слава Богу. Ты бескомпромиссно заявляешь: тут я за, тут я против, и точка.

Ты у меня, конечно, с характером.

Каблуки я не надену, говоришь ты, хоть режьте меня, хоть ешьте меня. Мало ли чего в журналах пишут.

Так и быть, я выучу эту формулу, но забуду сразу после экзамена. Скучная формула.

Водки не хочу. Невкусная.

Лыжи? Ты с ума сошла. Никогда больше — хватило мне школьных марафонов. Горные??? Какие-какие?? Вот то-то же.

Я могу на тебя положиться. Ты умеешь та-акие штуки! И ведь никто не учил. Просто умеешь, и все. И откуда-то знаешь, что мне надо, а что нет.

В один прекрасный день ты сказало твердое «нет» сигаретам, и как я ни пыталась тебя заставить — ты не отступало. Правда, такое же твердое «нет» ты сказало и беговой дорожке. Не любишь ты ее. Ты любишь шататься по городу часов шесть подряд, и чтобы была золотая осень, и чтобы листьями пахло и сладко, и горько, и чтобы загребать их ногами. Какой фитнес-клуб, увольте… Знаешь, это уже перебор.

Но как ты сделало мне ребенка!

Просто сказало: «а теперь отдыхай!» — и принялось что-то себе варить, ваять и паять с ювелирной точностью. В день икс ты сообщило, что пора принимать работу, и выдало отличный результат. Ей-богу, я этого просто не умею.

Прости, дорогое. Больше не буду. Если ты кому-то не нравишься, это их проблемы. Мне ты нравишься. Я люблю тебя. Не за красоту, конечно, уж прости меня за искренность… а так, вообще. За богатый внутренний мир.
Мне кажется, что и ты неплохо ко мне относишься.

Раз так, может, попробуем-таки сбросить эту пару килограммов? Ты же любишь шпинат. Вот с этим горьковатым, первого отжима маслом. Ваши условия? Шоколадка по первому требованию? По первому, но чуть-чуть. И не грубить.

Договорились.